lovmedgu.ru

Госпитальные школы

Видео: Возле Мирабадского базара (бывший госпитальный рынок) 2016

Пример доктора Бидлоо показал, более того, доказал (тогда это приходилось доказывать), что в России можно с успехом готовить квалифицированных врачей и хирургов. Решено было открыть в стране новые госпитальные школы - две в Петербурге, при сухопутном и адмиралтейском госпиталях и одну в Кронштадте, при адмиралтейском госпитале. В 1736-1737 гг. в этих госпиталях ра- ботал шотландский хирург Джон Кук.

Джон Кук (1712-1804) родился в Шотландии, в Гамильтоне, потом в Лондоне учился на хирурга. В России он пробыл 15 лет. Возвратившись на родину, Кук стал доктором медицины (1756) и до конца жизни занимался врачебной практикой в своем родном городе Гамильтоне. Ему принадлежат интересные записки о России того времени. Особенно интересны его впечатления и сугубо профессиональные наблюдения о петербургских госпиталях, в которых он работал.

Чрезвычайно важным представляется свидетельство Кука о том, что в каждом госпитале была превосходная операционная и палата для анатомирования, т.е., по-видимому, для проведения патологоанатомических вскрытий. В госпитале постоянно работали несколько врачей, главный хирург и пять ординарных хирургов, 10 помощников хирургов (Кук называл их фельдшерами, хотя это были, очевидно, подлекари), а также по 20 студентов (лекарских учеников) при каждом из госпиталей. Таким образом, по его свидетельству в это время там обучалось 40 будущих врачей и хирургов. В каждом госпитале был профессор медицины и профессор хирургии, а также профессор анатомии. Профессора медицины, хирургии и анатомии обязаны были преподавать и делать осмотр (очевидно, своеобразный клинический обход) дважды в неделю. Когда предстояла какая-то сложная хирургическая операция, то ее проводил профессор анатомии, если только он не поручал это тому, кому мог доверить. Сам факт проведения таких операций, которые делали наиболее квалифицированные специалисты, свидетельствовал о высоком уровне хирургии в петербургских госпиталях. Все госпитальные медики - и врачи, и хирурги - должны были присутствовать при такой операции.

Каждое утро в шесть часов звонок оповещал хирургов, что они должны быть готовы- звонок в семь означал, что им надлежит незамедлительно прийти в палату, где содержатся раненые, больные с язвами, с переломами или вывихами, либо же вызывать больных из других палат. Тут же все работники принимались за дело и трудились до тех пор, пока не были перевязаны все легкие пациенты. Затем уже следовали консультации относительно пациентов, страдавших более сложными болезнями.

Вот как проходили такие консультации (по сути, консилиумы). Первыми обычно высказывали свое мнение самые молодые (вероятно, по стажу работы) хирурги и так далее до самого старшего, за которым высказывались самые старшие из врачей и оператор (по-видимому, Я.К. Меллен). Каждый имел право высказать свое мнение, большинство и осуществляло свой план, если он был поддержан врачом или хирургом, известным своим искусством. После операции всегда определялась причина болезни, если речь шла о каком-то органе. Патологоанатомическое вскрытие, как указывалось выше, было обязательным. Если же причину смерти обнаруживали, то никому ее не ставили в вину, хотя бы его мнение оказалось ошибочным: все же большая честь оказывалась тому, кто предсказывал случившееся.

Лекари (хирурги) следовали с врачами по всем палатам. Помощники хирургов заносили в дневник, вначале которого было проставлено имя больного и название болезни (это были «скорбные листы», истории болезни), все, что врачи предписывали каждому человеку. По завершении обхода всех пациентов помощники хирургов (подлекари) шли со своими студентами (лекарскими учениками) к аптекарю, где находились до тех пор, пока не будут приготовлены лекарства, а потом несли их в палаты и давали больным.

Ординарные хирурги (штатные лекари) каждый день по очереди дежурили в госпитале. Дежуривший не мог выйти из госпиталя, не подменив себя другим хирургом и не известив об этом главного хирурга. Не занятые на дежурстве могли отправляться к своим частным пациентам, но должны были вернуться в госпиталь в семь часов вечера. Помощникам (подлекарям), если они не были допущены к практике, а также студентам (лекарским ученикам) нельзя было отлучаться из госпиталя без дозволения главного хирурга.

По всей России, отмечал Кук, действовали правила, согласно которым каждый хирург, находится он на службе или нет, в сложных случаях обязан был пригласить для совета кого-нибудь из профессиональных врачей или старших хирургов независимо от того, каким был случай - терапевтическим или хирургическим. И ни один хирург не осмелится кому бы то ни было сделать операцию, предварительно не посоветовавшись и не согласовав свои действия со своим коллегой, если это возможно. В сложном или в опасном случае даже доктора медицины обязаны были обратиться к другим за советом, если было к кому. Однако если врач этим пренебрег , и наступила смерть, ему было не миновать наказания. В то же время существовала практика, при которой в случае если жалоба пациента на врача или хирурга оказывалась необоснованной, то человека, от которого она исходила, сначала заботливо лечили, а после выписки сурово секли перед всем строем. Это был, видимо, хотя и не гуманный, но зато действенный способ защиты чести и достоинства врача и хирурга.

Кук приводил случай, когда он и лекарь Я.Ф. Монсей (будущий российский архиатр, который был тогда простым лекарем Петербургского адмиралтейского госпиталя) высказали свои, отличные от других, мнения по поводу одного ранения, которые были отклонены, но затем, как показало вскрытие, оказались правильными. И хотя это «дело выглядело очень скверно», - писал Кук, - все же за время его пребывания в адмиралтейском госпитале там

было проведено много превосходных операций и многих людей замечательно вылечили.

Объективные оценки, данные шотландским хирургом Куком хирургической практике петербургских госпиталей, работе своих российских коллег, весьма красноречиво свидетельствуют о довольно высоком уровне отечественной хирургии, находившейся примерно на одном уровне с западноевропейской.

Таким же было положение и в других крупных госпиталях, Кронштадтском, например, или Рижском, расположенных в европейской части страны. Хуже обстояло дело на окраинах. На- пример, на Урале и в Сибири в XVIII в. госпитали существовали только при полках, батальонах и горных заводах. При императрице Анне Иоанновне в Екатеринбурге был открыт госпиталь для завода и монетной экспедиции. Со второй половины XVIII в. был открыт госпиталь при нерчинских горных заводах. При колывано- воскресенских заводах уже к 1751 г. имелся большой центральный госпиталь в Барнауле, госпиталь в Колывани и несколько лаза- ретов на рудниках. Позднее, в 1758 г., штаб-лекарь Н.Г. Ножевщиков по поручению Медицинской канцелярии создал в Сибири госпитальную школу - она находилась в Барнауле, при Колывано- Воскресенском горно-заводском госпитале.

Постоянная нужда во врачах и хирургах и существование крупных, как мы говорим сейчас, многопрофильных госпиталей позволили организовать еще несколько центров подготовки медицинских кадров. Так, в 1787 г. командующий воевавшими с Турцией русскими войсками князь Г.А. Потемкин-Таврический открыл госпитальную школу при Елисаветградском военном госпитале- такие же школы были открыты на Урале, в Забайкалье и других местах.

Елисаветградская медико-хирургическая школа, открытая в Новороссии, на юге Украины и России, как бы взамен проектировавшегося Екатеринославского университета, успешно действовала в 1787-1797 гг. Действовала она на базе основанного еще в 1770 г. крупного госпиталя, которым руководил доктор медицины К.Ф. Рожалин, а с 1788 г. - губернский штаб-лекарь, воспитанник Петербургской госпитальной школы П.Н. Шарой, впоследствии ставший доктором медицины. Клинической базой для обучения будущих врачей стал госпиталь - здесь в период функционирования школы лечилось от 500 до 2000 раненых и больных. В основу обучения в Елисаветградской, как и во всех других госпитальных школах, был взят опыт клинического обучения, накопленный в Московской госпитальной школе.

Чрезвычайно важным было принятие в 1735 г. «Генерального регламента о госпиталях» - документа, впервые законодательно регламентировавшего все стороны деятельности русских госпита- лей, в том числе и деятельности госпитальных школ. Очень важная в этом документе глава вторая была посвящена должности главного доктора. Он обязан был руководить всей хирургической работой госпиталя и возглавлять не только хирургическую деятельность врачей госпиталя, но и подготовку молодых врачей, контролировать учебно-педагогическую деятельность преподавателей госпитальной школы, прежде всего оператора, вновь введенного преподавателя анатомии и хирургии (ранее его обязанности выполняли главный доктор и главный лекарь).

Ответственные обязанности предстояло выполнять и главному лекарю. Как заместитель главного доктора, он обязан был дважды в день, а если потребуется и чаще, с лекарями и учениками делать обходы, осмотры и перевязки больных, а также операции: «учеников же притом явственно обучать». В то же время главный лекарь призван был следить за хирургической деятельностью в госпитале, разрешать или запрещать проводить те или иные операции. Помогать главному лекарю призваны были госпитальные лекари и подлекари, а также лекарские ученики.

В «Генеральном регламенте» говорилось и о госпитальных (медико-хирургических) школах. «Госпитали, не едино к пользованию больных служат, - вновь подчеркивалось в «Генеральном регламенте», - но чтоб при лечении их болезней и ран, учреждения могли учинены быть, дабы чрез доброе наставление, искусного медика и лекаря, молодых людей (т.е. молодых врачей. - М.М.) производить». Намечалось следующее: «1) дабы по множеству больных, и число учеников содержать, которые к хирургии и анатомии удобопонятие имеют- 2) по множеству числа учеников искусные учителя в хирургии и анатомии содержаны были- 3) дабы у них в мертвых телесах недостатка не было, для толкования анатомии- 4) дабы к лучшему научению анатомии, ученикам показано было частей человеческих телес срисовать для лучшего утверждения мудрого составления оных».

Генеральный регламент» рекомендовал повышать качество клинического обучения, стремиться к тому, чтобы ученики больше времени проводили в госпитале, старались лучше постигнуть медицину. К ученикам относили и подлекарей, «которым еще обучение по анатомии и хирургии потребно», так как это уже практиковалось в Московской госпитальной школе. Предусматривалось на 20-25 учеников иметь одного преподавателя, который должен был ежедневно по несколько часов заниматься с ними- указывалось и на необходимость самостоятельных занятий.

Что касалось изучения хирургии, то все хирургические опера- ции ученикам госпитальной школы должны были демонстрировать (прежде всего на трупах, а потом на больных) преподаватель анатомии и хирургии, получивший звание оператора, а также госпитальные лекари- в палатах госпиталя и на дежурствах ученики работали под их руководством.

Одним из важных нововведений «Генерального регламента» было официальное узаконение должностей операторов - особых преподавателей, обучавших анатомии и хирургии. Звание оператора приобрело затем в медицинских кругах большой вес. Операторы стали, наравне с профессорами, непременными членами педагогических коллективов госпитальных школ.

Как правило, операторами становились врачи высокой квалификации. Такими были, например, Яков Меллен в школе Петер- бургского сухопутного госпиталя, а также и Иоганн (Иоганн Фри- дрих) Шрейбер (1705-1760) - трудолюбивый и деятельный врач, проживший в России большую часть своей жизни и плодотворно работавший на медицинском поприще.

Иоганн Шрейбер родился в интеллигентной, культурной семье, его отец был доктором богословия, проповедником соборной церкви и советником по истории. Еще не став взрослым, в возрасте 16 лет, Иоганн начал посещать университет Кенигсберга, где слушал лекции по философии, математике, медицине. А в 1726 г., пять лет спустя, он стал университетским студентом, причем, как водилось тогда, учился сначала во Франкфурте-на-Одере, потом в Лейпциге и, наконец, в Лейдене. В Лейденском университете Шрейбер в 1728 г. защитил докторскую диссертацию «Meditationes philosophico-medicae dе tletu» и стал доктором медицины.

Генеральный регламент» рекомендовал повышать качество клинического обучения, стремиться к тому, чтобы ученики больше времени проводили в госпитале, старались лучше постигнуть медицину. К ученикам относили и подлекарей, «которым еще обучение по анатомии и хирургии потребно», так как это уже практиковалось в Московской госпитальной школе. Предусматривалось на 20-25 учеников иметь одного преподавателя, который должен был ежедневно по несколько часов заниматься с ними- указывалось и на необходимость самостоятельных занятий.

Что касалось изучения хирургии, то все хирургические операции ученикам госпитальной школы должны были демонстриро- вать (прежде всего на трупах, а потом на больных) преподаватель анатомии и хирургии, получивший звание оператора, а также госпитальные лекари- в палатах госпиталя и на дежурствах ученики работали под их руководством.

Одним из важных нововведений «Генерального регламента» было официальное узаконение должностей операторов - особых преподавателей, обучавших анатомии и хирургии. Звание оператора приобрело затем в медицинских кругах большой вес. Операторы стали, наравне с профессорами, непременными членами педагоги- ческих коллективов госпитальных школ.

Как правило, операторами становились врачи высокой квалификации. Такими были, например, Яков Меллен в школе Петербургского сухопутного госпиталя, а также и Иоганн (Иоганн Фри- дрих) Шрейбер (1705-1760) - трудолюбивый и деятельный врач, проживший в России большую часть своей жизни и плодотворно работавший на медицинском поприще.

Иоганн Шрейбер родился в интеллигентной, культурной семье, его отец был доктором богословия, проповедником соборной церкви и советником по истории. Еще не став взрослым, в возрасте 16 лет, Иоганн начал посещать университет Кенигсберга, где слушал лекции по философии, математике, медицине. А в 1726 г., пять лет спустя, он стал университетским студентом, причем, как водилось тогда, учился сначала во Франкфурте-на-Одере, потом в Лейпциге и, наконец, в Лейдене. В Лейденском университете Шрейбер в 1728 г. защитил докторскую диссертацию «Meditationes philosophico-medicae dе tletu» и стал доктором медицины.

После окончания университета Шрейбер в течение почти двух лет занимался медицинской практикой в Саардаме (Голландия),

но потом отправился в Германию, в Лейпциг. Здесь Шрейберу удалось напечатать один том своего медико-физиологического сочинения о естественно-математических основаниях медицины. Поскольку он больше тяготел все-таки к клинической медицине, то в 1731 г. принял приглашение приехать на службу в Россию и прибыл в Ригу.

Как известного ученого Шрейбера пригласили выступить с докладом в Петербургской академии наук. Тему для доклада Шрейбер избрал анатомо-физиологическую - изучение тела и движения. Этот доклад немецкого медика вызвал интерес и был тогда же опубликован в Петербурге Академией наук. Возвратившись в Ригу, Шрейбер дополнил свой доклад рядом материалов: в 1732 г. это дополнение тоже было опубликовано в Риге. В это же время, очевидно, он написал еще одно научное сочинение - историю жизни и заслуг Фредерика Рюиша- издано оно было в 1732 г. в Амстердаме. Затем Шрейбер стал дивизионным врачом, а потом генеральным штаб-доктором армии, позднее почти полтора года боролся с чумой.

Только в 1739 г. он возвратился в Москву, где первым делом взялся за обобщение своего опыта борьбы с чумной эпидемией. В 1740 г. в Петербурге вышла его книга «Observationes et cogitata de peste, quae annis 1738 et 1739 in Ukrainia grassata est» («Наблюдения и размышления о чуме, которая в 1738 и 1739 г. на Украине свирепствовала»). Эта небольшая, объемом всего в 45 страниц книга, содержала весьма ценные сведения по проблеме борьбы со смертельно опасными эпидемиями- недаром книга несколько раз переиздавалась в нашей стране и за рубежом (Берлин, 1744- Петербург, 1750- Петербург, 1752 и т.д.).

В 1742 г. Шрейбера перевели в северную столицу на должность профессора хирургии петербургских госпитальных школ. В течение почти 20 лет он преподавал в школах обоих петербургских госпиталей - сухопутного и адмиралтейского. Преподавал он не только хирургию, но еще и тесно связанную с ней в госпитальных школах анатомию, такие ее разделы, как остеология, миология, ангиология. В процессе обучения анатомии он использовал рисунки и различные анатомические препараты: частыми и обязательными были вскрытия трупов. Медицинская канцелярия, направив его преподавателем, дала ему титул «доктора и профессора», чем он очень гордился.

Не подлежит сомнению, что профессор хирургии И.Ф. Шрейбер был известным ученым - недаром его избрали почетным членом императорской Петербургской академии наук и членом Римско-императорской академии испытателей природы. Помимо научных сочинений, о которых говорилось выше, он был автором еще ряда научных трудов. Так, определенную ценность представляли его «Наблюдения анатомо-практические», опубликованные в Петербурге в 1734 г. на латыни, а позднее Академией наук - на русском языке. Шрейберу принадлежали интересные наблюдения о рациональном и нерациональном лечении мочекаменной болезни- о них он сообщил в одном из своих трудов, который был опубликован в Петербурге в 1743 г. Иллюстрации к работе выполнил известный российский хирург и анатом М.И. Шеин. По поручению Медицинской канцелярии Шрейбер написал предисловие к сокращенному курсу анатомии Я. Меллена (1744). Однако самым, пожалуй, важным сочинением И.Ф. Шрейбера стал труд по клинической медицине. В 1756 г. в Лейпциге он издал на немецком языке написанную в России книгу - учебник для госпитальных школ по диагностике и терапии внутренних и хирургических забо- леваний. Книга называлась «Kurze, doch zulaengliche Anweisung zur Erkenntniss und Gur der vornehmsten Krankheiten des menschlichen Leibes, dogh vornehmlich in Absicht auf erwachsene Mannspersonen wie solche in den Grossen Hospitaelern zu St. Petersburg alle Jahre seit 1742 bis hierher ist vorgetragen un erklaeret worden» («Короткое, но доступное руководство для познания и лечения важнейших заболеваний человеческого тела, главным образом взрослых мужчин, которые в больших госпиталях Петербурга во все годы, начиная с 1742, до сих пор изучены и объяснены»). Как видно из названия, книгу эту Шрейбер написал на основании своего большого клинического опыта, накопленного в годы работы в госпитальных школах Петербурга, российской столицы.

Долгие годы книга Шрейбера заслуженно считалась в России, Германии и других странах Европы одним из лучших учебных руководств по диагностике и терапии. В нашей стране эту книгу, еще в ее «немецком» варианте, ученики госпитальных школ использовали как учебник. А в 1768 г., уже после смерти Шрейбера, известный врач и ученый П.И. Погорецкий перевел ее с немецкого на латинский язык, дополнил разделами о женских и детских болезнях, а потом издал со своим предисловием (и на собственные средства) в Москве. Позднее, в 1781 г., Н.М. Максимович- Амбодик перевел книгу Шрейбера с дополнениями Погорецкого с латыни на pycciaoi язык. Есть основания полагать, что Шрейберу принадлежали и другие научные сочинения, в частности сочинения по хирургии, которые, например, как последнее издание его «Руководства», могли быть опубликованы без имени автора, или остались в рукописях, или были опубликованы за рубежом и пока неизвестны отечественным исследователям.

Шрейбер был в свое время в России одним из самых авторитетных специалистов по медицине и хирургии. При его назначении профессором хирургии он получил специальную инструкцию Медицинской канцелярии. Ознакомление с ней чрезвычайно поучительно, так как позволяет судить о содержании, формах и методах изучения хирургии и медицины в госпитальных школах не только в 40-50-х гг. XVIII в., но и позже. Как указывалось в инструкции, следует заботиться о подготовке «искусных лекарей, которые бы не токмо разумели хирургию, но притом бы были обучены лечить те болезни, которыя обыкновенно между солдатами и морскими людьми случаются и коим они подвержены».

В инструкции подчеркивалась важность методически рационального преподавания хирургии, как, впрочем, и других разделов медицины, подчеркивалась также важность наглядного обучения. Профессор обязывался ежедневно проводить занятия с учениками и подлекарями продолжительностью не менее двух часов, а порой и больше. На этих занятиях следовало учить как предмет «материя медика», так и хирургию, теоретическую и практическую. Давалась рекомендация о том, как проводить занятие по хирургии. При этом профессору хирургии предлагалось не разделять хирургические и терапевтические заболевания, а говорить о них совокупно.

Наибольший, пожалуй, интерес вызывала изложенная в инструкции программа изучения хирургических операций, подчеркивалась важность знания анатомии для обучения будущих хирургов. Вместе с тем уже тогда была принята используемая и сейчас последовательность изучения хирургических операций - сначала на трупах, в анатомическом театре, а потом в клинике. Иной порядок обучения оперативным вмешательствам не допускался. Профессору предлагалось «у него под командою состоящего оператора» за месяц вперед уведомлять о предстоящем курсе изучения хирургических операций: за 24 часа до операции следовало приготовить все, что могло потребоваться хирургу. При этом безразлично, шла ли речь об учебной операции на трупе или о вмешательстве в клинике. Объясняя ход операции, профессору следовало подробно говорить о методах ее проведения, используемых хирургических инструментах, медикаментах, применяемых во время операции и после нее.

Инструкция предусматривала обязательное применение в процессе преподавания хирургии «деревянных составных корпусов человечьих» - с их помощью удобно было изучать наложение различных бандажей. Профессору вменялось в обязанность при клинической операции «учащимся при оной операции примечаемое показывать и толковать, и ему всегда с своими учениками быть при перевязках и приказывать то делать, что к лечению рассудить полезно». Таким образом, обучение не исчерпывалось одними лишь хирургическими операциями - будущих врачей учили перевязкам, выбору наилучших средств послеоперационного лечения и т.д.

Инструкцию эту составил доктор П.З. Кондоиди, впоследствии ставший лейб-медиком, архиатром и президентом Медицинской канцелярии. Однако вполне возможно, что его соавтором, особенно в тех разделах, которые касались хирургии, стал тот, кому она формально была адресована, - профессор И.Ф. Шрейбер. И здесь нет никакого парадокса, поскольку инструкция представляла собой фактически солидную научно-практическую работу о сущности и содержании медико-хирургической подготовки будущих врачей. Содержавшиеся в ней мысли и замечания, советы и предложения были адресованы не только (а может быть, и не столько) профессору Шрейберу, сколько всем российским докторам, занимавшимся медицинской практикой и обучением врачей. Ясно одно: установление должности профессора хирургии, регламентация преподавания этой, да и других специальностей сыграли положительную роль в хирургической и общемедицинской подготовке учеников госпитальных школ - завтрашних врачей, призванных развивать отечественную медицину и хирургию.

Клиническому обучению будущих врачей и хирургов способствовала практика обязательных патологоанатомических вскрытий с непременным участием лечивших больного врачей и учеников госпитальной школы. Немалую роль сыграли и другие меры. Так, рациональным оказалось установление в 1753 г. должности младших докторов (доцентов). Их обязанности тоже регламентировала специальная инструкция, составленная доктором П.З. Кондоиди, которому и здесь вполне мог помогать (в том, что касалось хи- рургии, да и других разделов клинической медицины) профессор Шрейбер.

Младшие доктора обязаны были, в частности, в течение года вести с подлекарями и учениками три учебных курса - по анатомии, хирургии и фармации, читать им лекции «по академическому обыкновению и точно на латинском диалекте». Вот что говорилось о преподавании хирургии: «Начинать хирургию и толковать вам надлежит на латинском же диалекте чинимых над человеком операциев, грубых же колико можно и субтильных и каковых ради причин и обстоятельств такая или такая операция чинима бывает, и какую учинить должно прежде операции препарацию больного, сколько времени и какими способами, что примечать надлежит доктору, что лекарю во время самого действия или операции, чего наипаче остерегать, какое лечение, пищу и питье и прочее больному предписать надлежит для излечения после операции, какие припадки могут быть опасны и проч».

Младшие доктора должны были «показывать и толковать» хирургические инструменты, повязки, бандажи. В то же время им рекомендовалось «самое же рукодействие операций и прикладывания бандажей чинить в присутствии вашем оператору, а где нет оператора - главному лекарю на мертвых человеческих телесах неотложно». Большое внимание уделялось наглядности - в инструкции говорилось, что «в демонстрациях анатомических и хирургических, чего разом всем присутствующим ясно видеть и потому внимать невозможно, поворотом столь на три или четыре стороны повторять и показывать, дабы демонстрация всем равно была видима и внимаема».

В генеральных госпиталях предписывалось иметь определенное число больных разными болезнями в одной или нескольких палатах и заведовать ими по своему усмотрению, т.е. независимо от госпитального доктора. Это были фактически первые клиники, созданные для учеников госпитальных школ, хотя они и не носили такого названия.

Будущих лекарей готовили тогда не только в госпитальных школах, но и «на рабочих местах» - в крупных госпиталях, которые были тогда своеобразными медико-хирургическими центрами на огромных пространствах России. Известно, что довольно крупные по тем временам госпитали действовали (кроме Москвы, Петербурга и Кронштадта) в Казани и Ревеле, Астрахани и Архангельске, Екатеринбурге и Тобольске. В каждом из них работали опытные лекари, а в иных и доктора медицины- достаточно компетентные в своем деле специалисты оказывали медицинскую и хирургическую помощь, а кроме того, передавали свой опыт, учили младших коллег - лекарских учеников.<< ПредыдушаяСледующая >>
Внимание, только СЕГОДНЯ!
Поделиться в соцсетях:
Похожие
» » Госпитальные школы