Homo sexualis и современность: закончилась ли сексуальная революция?
Человеческая сексуальность — сложное биосоциальное явление. Тесно связанная по своему происхождению с репродукцией, продолжением рода, она формировалась по мере эволюции человека.Принято считать, что мужская сексуальность более экстенсивна и менее избирательна. Мужчины в среднем хотят иметь (и действительно имеют) больше сексуальных контактов и обычно с большей готовностью вступают в «случайные связи». На отношение мужчин к сексу, несомненно, влияет и «комплекс маскулинности» — для них это часто не только удовольствие, но и своего рода работа, которая требует успеха, завершения, причем на первый план часто выдвигаются количественные показатели — не «как», а «сколько».
Поскольку такое отношение к сексу требует дополнительных условий и стимуляции (не все мужчины так уж легко справляются с поставленными перед собой высокими «производственными показателями»), то мужчины же обычно и являются главными заказчиками и потребителями коммерческого сексуального обслуживания, будь то проституция или материалы эротического характера типа порножурналов.
Однако социология, антропология и гендерные исследования показывают, что типы мужского и женского сексуального поведения не следует абсолютизировать: помимо биологических оснований, за ними часто скрываются исторически изменчивые социокультурные факторы, совокупность которых описывается понятием сексуальной культуры. В Новое время, и особенно в ХХ веке эта культура сильно изменилась по сравнению с прошедшими веками. Продолжает меняться она и сейчас.
Главная тенденция Нового времени— отделение сексуального поведения от репродуктивного, направленного на рождение детей. Этот процесс начался давно. Чтобы понять разницу между сексуальным и репродуктивным поведением, человеку достаточно сопоставить, сколько детей он сознательно (а не потому что «так получилось») зачал и произвел на свет с тем, сколько раз на протяжении жизни и для чего он осуществлял те или иные сексуальные действия. Но поскольку репродуктивные аспекты сексуальности социально наиболее важны, они всегда и везде подвергались более тщательному и строгому социальному контролю и регулированию. Нерепродуктивным аспектам сексуальности культура уделяла значительно меньше внимания, а в некоторых культурах, связанных с отрицательным отношением к сексу, их и вовсе считали ненормальными и «противоестественными». Лишь сравнительно недавно общественное сознание, да и то далеко не везде, приняло тот факт, что сексуальность сама по себе не обязательно направлена на деторождение, не нуждается в оправдании и является самоценной.
В конце ХХ века под разделение сексуальности и репродукции была подведена и материальная база. С одной стороны, эффективная контрацепция позволяет людям заниматься сексом, не опасаясь нежелательного в данный момент зачатия, с другой стороны — искусственное осеменение и генная инженерия сделали принципиально возможным «непорочное зачатие», без какого бы то ни было сексуального общения и даже личного контакта родителей.
«Планирование семьи» не только снижает материнскую смертность (в том числе путем предотвращения нежелательных беременностей), но и способствует изменению способов деторождения. Важную роль в этом играют новые вспомогательные репродуктивные технологии (экстракорпоральное оплодотворение, сокращенно — ЭКО). ЭКО — это любое лечение или процедура, включающие манипулирование человеческими половыми клетками, спермой или эмбрионами in vitro (буквально — за стеклом, в пробирке), в искусственной среде, вне живого организма, с целью добиться беременности. Первый младенец в результате оплодотворения in vitro появился на свет в 1978 году. В настоящее время в мире насчитывается свыше миллиона детей, рожденных с помощью ЭКО (в это число не входят младенцы, зачатые с помощью искусственного осеменения). ЭКО вызывает много религиозно-этических и правовых вопросов, например, о легитимности такого ребенка и определении его родителей. Однако, по данным ВОЗ, ни физическое здоровье, ни психическое развитие детей, зачатых с помощью ЭКО, в долгосрочной перспективе не отличается от этих показателей у зачатых естественным путем.
Меняется и сама человеческая сексуальность. Существует несколько общих тенденций, которые, хотя и в разной степени, характерны для всех индустриально развитых стран:
— более раннее сексуальное созревание и пробуждение эротических чувств у подростков-
— более раннее начало сексуальной жизни. Эти сдвиги охватывают весь цикл психосексуального развития и все формы сексуального поведения, от мастурбации до полового акта. По типу сексуального поведения сегодняшние молодые люди опережают своих сверстников из прежних поколений на 3-4 года-
— социальное и моральное принятие добрачной сексуальности и сожительства- большинство населения и особенно молодые люди считают добрачные связи нормальными, не скрывают и не осуждают их. Иначе быть не может, если половое созревание происходит раньше, а возраст вступления в брак в индустриально развитых странах повышается-
— ослабление «двойного стандарта» сексуального поведения (под «двойным стандартом» понимается ситуация, когда то, что считается нормальным и естественным для мужчин, не считается приемлемым для женщин)-
— признание сексуальной удовлетворенности одним из важных факторов удовлетворенности браком и его прочности-
— признание важности сексуального удовольствия для женщин, которых традиционная «викторианская» мораль считала вообще асексуальными. Исследования показывают, что современные женщины получают от сексуальной жизни значительно больше удовольствия, чем женщины прошлых поколений-
— сужение сферы запретного в культуре и рост общественного интереса к эротике-
— рост терпимости по отношению к необычным и даже девиантным формам сексуальности, особенно гомосексуальности-
— увеличение разрыва между поколениями в сексуальных установках, ценностях и поведении — многое из того, что было абсолютно неприемлемо для родителей, дети считают нормальным и естественным.
В целом эти сдвиги можно считать положительными, потому что позволяют людям жить в большей гармонии с собой и со своим телом. Однако становление новых норм и образцов сексуального поведения значительно отстает от разрушения старых стандартов. Расширение сферы сексуальной свободы разрешает старые, но порождает новые социальные и психологические проблемы.
Эффективная контрацепция позволяет людям сознательно контролировать деторождение, но одновременно способствует снижению рождаемости и постарению населения, в некоторых случаях возникает даже угроза депопуляции вместо привычного перенаселения. Достижения медицины, особенно сексофармакологии (препараты типа Виагры), существенно расширяют возрастные рамки сексуальной активности, позволяя людям испытывать сексуальные радости чаще и дольше, чем было в недавнем прошлом. Однако для продолжения сексуальной жизни в преклонном возрасте нужно заботиться о поддержании не только потенции, но здоровья, красоты и культуры тела в целом, что возможно только при достаточно высоком уровне благосостояния и общественного здравоохранения. Поэтому бедные и необразованные общества остаются сравнительно сексуально обездоленными.
Сексуальное поведение и ценности меняются неравномерно. Главной движущей силой сексуальной революции была и остается молодежь. Произошедшее в 1960—1970-х годах повсеместное заметное снижение возраста сексуального дебюта (у женщин — минимум на два года) и автономизация подростковой и юношеской сексуальности от внешних форм социального контроля (со стороны родителей, школы, церкви и государства) создают множество опасных ситуаций, прежде всего нежелательных беременностей, абортов и заболеваний, передаваемых половым путем (ЗППП). Последняя угроза особенно возросла в связи со СПИДом.
Важное значение в этой связи приобрело сексуальное образование. В патриархальном обществе соответствующие знания и правила поведения передавались из поколения в поколение главным образом путем личных контактов. Городская цивилизация сделала такой способ передачи информации недостаточным и неэффективным.
Отсюда — растущее внимание к этой теме мирового (и не только медицинского) сообщества.
Движущая сила сексуальной революции — женщины, которые шаг за шагом осваивают новые для себя занятия и виды деятельности, что, естественно, сопровождается изменением их коллективного самосознания, включая представления о том, как должны складываться их взаимоотношения с мужчинами. Многие традиционные различия мужского и женского, привычно ассоциирующиеся с половым диморфизмом, ослабевают и перестают быть обязательной социальной нормой, открывая дорогу появлению индивидуальных вариаций, которые могут быть вообще не связаны с полом. Идея равенства прав и обязанностей мужчин и женщин в постели производна от экономической независимости женщин. Этому способствует также женская гормональная контрацепция, которая освобождает женщин от привычных репродуктивных страхов и даже потенциально изменяет соотношение мужской и женской власти в вопросах репродукции. Сексуально образованная женщина сегодня может решать эти вопросы даже без согласия и без ведома мужчины.
Сравнительно-исторический анализ динамики сексуального поведения, установок и ценностей за последние полстолетия показывает повсеместное резкое уменьшение поведенческих и мотивационных различий между мужчинами и женщинами в возрасте сексуального дебюта (в Скандинавских странах, Нидерландах и Северной Германии девушки теперь начинают сексуальную жизнь раньше, чем их сверстники-юноши), числе сексуальных партнеров, проявлении сексуальной инициативы, отношении к эротике и т.д. В других странах юноши по-прежнему приобретают сексуальный опыт значительно раньше, чем их сверстницы, но эти вариации зависят не столько от уровня социально-экономического развития, сколько от достигнутого уровня гендерного равенства.
Об уменьшении традиционных различий мужской и женской сексуальности свидетельствует сравнительно недавнее исследование сексуальности французов (телефонный опрос в 2006 году 12 364 мужчин и женщин от 18 до 69 лет). Сравнение данных этого опроса с результатами опросов 1970 и 1992 годов выявило резкое уменьшение разницы в мужских и женских сексуальных ценностях и практиках. О том, что женская сексуальность становится все более похожей на мужскую, можно судить по данным, приведенным в таблице 1.
Таблица 1.
доля мужчин и женщин, сказавших, что они имели в течение жизни только одного сексуального партнера
(%)
Разница в возрасте сексуального дебюта уменьшилась за 55 лет с двух лет (20,6 лет у мужчин против 18,8 у женщин) до нескольких месяцев (17,6 лет у мужчин против 17,2 у женщин). Выросла продолжительность женской сексуальной активности в старших возрастах. Уменьшилась разница среднего числа сексуальных партнеров: у 30—49-летних женщин их число выросло с 1,9 в 1970 году до 5,1 в 2006-м, а у их сверстников-мужчин осталось на прежнем уровне — 12,9. Хотя и мужчины и женщины продолжают считать, что у мужчин сексуальные потребности выше, чем у женщин, пятая часть мужчин от 18 до 24 лет вообще не обнаруживает интереса ни к сексуальности, ни к созданию пары. Доля мужчин-гомосексуалов с 1992 года не изменилась и составляет 4,1%, а влечение к представительницам своего пола у женщин стало сильнее, чем у мужчин (6,2% против 3,9%).
Сдвиги в гендерных стереотипах и поведении означают не «феминизацию» мужчин и/или «маскулинизацию» женщин и образование некого «унисекса», а ослабление поляризации гендерных различий. Многие традиционные различия мужского и женского, считавшиеся раньше универсальными, не столько исчезают, сколько изменяются и перестают быть обязательной социальной нормой. Это открывает дорогу появлению множества индивидуальных вариаций, которые могут быть и не связаны с гендерными различиями.
Стирается разница и в характере партнерских отношений. Сексуальная революция второй половины ХХ века была прежде всего женской революцией. Идея равенства прав и обязанностей полов в постели — плоть от плоти общего принципа социального равенства. Сравнительно-исторический анализ динамики сексуального поведения, установок и ценностей за последние полстолетия показывает повсеместное резкое уменьшение поведенческих и мотивационных различий между мужчинами и женщинами в возрасте сексуального дебюта, в числе сексуальных партнеров, проявлении сексуальной инициативы, отношении к эротике и т.д. Нет никаких сомнений, что эти сдвиги продолжатся и в ХХI веке.
С течением времени обостряются многие старые и возникают новые психосексуальные проблемы. Появление женской гормональной контрацепции дает женщинам возможность самостоятельно контролировать свое репродуктивное поведение. Сексуальное развитие женщин, которые стали лучше мужчин понимать свои сексуальные потребности и свободно о них говорить, создает для мужчин определенные трудности — например, стимулирует их исполнительскую тревожность («хороший ли я любовник?»).Cовременные молодые женщины ожидают от своих партнеров не только высокой потенции, но и понимания, ласки и нежности, что в прежний мужской джентльменский набор не входило. Традиционная поляризация мужской и женской сексуальности корректируется принципами основанного на взаимном согласии партнерского секса. И все-таки мужская сексуальность меняется гораздо медленнее — она по-прежнему меньше связана с эмоциональной и духовной близостью и чаще переживается не как отношения, а как завоевание и достижение.
Соотношение половых (биологически обусловленных) и гендерных (социально сконструированных) различий мужской и женской сексуальности остается спорным, с одной стороны, сексуальное раскрепощение женщин способствует росту их сексуальной активности и удовлетворенности, уменьшает фригидность и т.д., с другой — женщины чаще мужчин испытывают отсутствие сексуального желания (в финском национальном опросе 1992 года это признали от 5 до 20% мужчин и от 15 до 55% женщин).
Индивидуализация и многообразие сексуальностей реализуются в разнообразии сценариев сексуального поведения, за которым стоят не только культурные нормы, но и глубинные личностные свойства. Например, возраст сексуального дебюта и индивидуальный стиль сексуальной активности старшеклассников, включая любовь к острым ощущениям, связан как со степенью их физической зрелости (точнее, с тем, как они ее воспринимают), так и со стремлением скорее добиться взрослого статуса, причем это верно для обоих полов. При этом те же самые качества, которые дают молодым людям определенные социосексуальные преимущества, одновременно являются факторами риска (девиантное поведение, склонность к наркотикам, алкоголизму и сексуальному насилию).
В прошлом изучение сексуального поведения часто строилось вокруг институтов брака и семьи. Этот ракурс проблемы, то есть сопоставление брачной, добрачной и внебрачной сексуальной активности, остается существенным. Несмотря на ослабление института брака, постоянные партнерские отношения остаются важной социальной и личной ценностью. По всем социологическим опросам, женатые люди больше удовлетворены жизнью, чем одинокие. Большинство людей считают совместную жизнь с сексуальным партнером наиболее близкой к идеалу (и фактически основная часть сексуальной активности приходится на стабильные партнерские отношения).
Однако сами семейные ценности дифференцируются, на первый план выходят качественные показатели субъективного благополучия. В отличие от традиционного брака, стабильность которого зачастую навязывалась извне, современные партнерства и браки тяготеют к тому, чтобы быть «чистыми» (термин английского социолога Энтони Гидденса), самоценными отношениями, основанными на взаимной любви и психологической интимности, независимо от способа их социального оформления.
Такие отношения значительно менее устойчивы, чем нерасторжимый церковный брак и даже буржуазный брак по расчету, основанный на общности имущественных интересов. Это означает увеличение числа разводов и связанных с ними социально-психологических проблем. Актуальной задачей общества становится поэтому не только укрепление семьи, но и повышение культуры развода, от недостатка которой больше всего страдают дети. Иногда процессы, порождающие болезненные проблемы, содержат в себе средства их смягчения (например, психологическая травма, причиняемая ребенку разводом родителей, смягчается осознанием того, что это явление массовое, ты не один в таком положении).
Типичная форма сексуального партнерства у современных молодых людей — так называемая серийная моногамия, когда человек живет одновременно только с одним партнером/партнершей, но эти отношения продолжаются не всю жизнь, а только какой-то более или менее длительный отрезок времени. Эта установка противоречит, с одной стороны, идее пожизненного брачного союза, а с другой — леворадикальным идеям о ненужности института брака и супружеской верности вообще. Отношение серьезных социологов к серийной моногамии сначала было ироничным, казалось, что она может существовать только в молодежной среде и при отсутствии детей. Но последние десятилетия показали, что подобная практика, нравится нам это или нет, становится все более распространенной, а это ставит новые задачи перед государством и системами социального страхования.
Установка на возможную временность сексуального партнерства производна от высокой социальной мобильности, делающей любые социальные идентичности и принадлежности (профессиональные, территориально-этнические, конфессиональные и т.д.) более изменчивыми. Это создает ситуацию ненадежности и неопределенности, но в то же время увеличивает степень индивидуальной свободы и связанной с нею ответственности.
Снижение возраста сексуального дебюта и автономизация подростковой и юношеской сексуальности от «внешних» форм социального контроля со стороны родителей, школы, церкви и государства создает множество опасных ситуаций. Как показывают исследования, в 1970-х годах раннее начало сексуальной жизни очень часто было связано с различными антинормативными поступками (плохая успеваемость, пьянство, хулиганство, конфликты с учителями и родителями и т.п.). В дальнейшем эта взаимосвязь ослабла. Хотя раннее начало сексуальной жизни часто сочетается у подростков с проблемным поведением и стремлением скорее повзрослеть, оно зависит как от социальных условий, так и от индивидуальных, личных особенностей подростка. Это необходимо учитывать в практике сексуального просвещения.
Убедившись в бесплодности запретов и неэффективности семейного сексуального образования, европейские страны в конце ХХ века пошли по пути создания общественных систем сексуального просвещения детей и подростков, что дает положительные плоды, особенно в том, что касается уменьшения числа абортов и профилактики ИППП и ВИЧ-инфекции. Страны, которые с этим запоздали (например, США), имеют значительно худшие демографические и эпидемиологические показатели. Нет сомнения, что в ХХI веке усилия по сексуальному образованию подростков и молодежи в наиболее развитых странах будут продолжены, причем акцент делается не на запретах, а на убеждении и просвещении.
Важные сдвиги происходят в сфере сексуальной морали. Моральное регулирование и оценка сексуальных отношений не исчезают, но становятся более гибкими и реалистическими. При этом а) уменьшается разрыв между повседневной, бытовой и официальной моралью (и, следовательно, становится меньше лицемерия) и б) сужается круг морально оцениваемых явлений.
Число и тип сексуальных партнеров и конкретные сексуальные техники (что именно люди делают в постели) становятся исключительно делом личного усмотрения. Главными и единственными критериями моральной оценки сексуальных действий и отношений становятся их добровольность, взаимное согласие партнеров, причем требовательность общества в этом отношении заметно повышается. Осуждению, а порой и юридическому преследованию, подвергаются не только прямое сексуальное насилие, но и различные формы сексуального принуждения и понуждения, на которые раньше не обращали внимания. Нетерпимость к сексуальному насилию и принуждению всегда связана с гендерным равенством, демократичностью и просвещенностью общества.
Важный элемент современной сексуальной культуры — связанная с общим ростом социальной терпимости и эмансипацией сексуальности от репродукции нормализация гомосексуальности.
Первым шагом на пути к освобождению однополой любви была ее декриминализация, то есть отмена уголовного наказания за гомосексуальные отношения. В большинстве западных стран это произошло в 1960—1970-х годах, в России — в 1993 году Сложнее оказался процесс депатологизации, то есть отмены диагноза, признающего гомосексуальность психическим заболеванием. Представление о гомосексуальности как психической болезни, если не касаться богословских истоков, покоится прежде всего на отождествлении сексуальности с репродукцией, из которого автоматически вытекает признание гетеросексуальности единственной нормой. В середине ХХ века эта точка зрения подверглась сомнению. Исследования Альфреда Кинзи показали, что гомосексуальность распространена значительно шире, чем было принято думать, и является многомерной. Проведенное американским психологом Эвелин Хукер сравнение социальной адаптированности группы гомосексуалов с контрольной группой гетеросексуальных мужчин не выявило между ними существенной разницы и позволило сделать вывод, что «гомосексуальность как клиническое, болезненное явление не существует, а ее формы столь же разнообразны, как формы гетеросексуальности». После долгой борьбы Американская психиатрическая ассоциация, опираясь на эти научные данные, в 1973 году исключила гомосексуальность из своего перечня психических болезней. В 1990 году в том же направлении пересмотрела свою классификацию болезней Всемирная организация здравоохранения. В 1995 году эту позицию приняла Япония, в 1999 году — Россия, в 2001 году — Китай.
Депатологизация однополой любви напоминает судьбу левшества. В прошлом леворукость также считали болезненной и опасной, а левшей морально развращенными, им приписывали связь с дьяволом, обследования в тюрьмах и психиатрических больницах в конце XIX века «подтверждали», что левши чаще бывают лунатиками, невротиками, имеют преступные наклонности, среди них больше умственно отсталых, заик, эпилептиков и т.д. Врачи, учителя и родители делали все возможное, чтобы подавить в детях это болезненное начало и научить их пользоваться преимущественно правой рукой. Иногда это получалось, чаще — нет, но всегда причиняло много хлопот и мучений. Сегодня эти тревоги кажутся смешными. Хотя леворукость связана с особенностями латерализации полушарий головного мозга и, подобно гомосексуальности, встречается у мужчин вдвое чаще, чем у женщин, причем между этими феноменами есть определенная связь, она не сопряжена ни с какими психическими и нравственными отклонениями.
Нормализация однополой любви делает инаколюбящих более видимыми, слышимыми и социально благополучными. Европейское сообщество считает дискриминацию людей по признаку их сексуальной ориентации такой же юридически и морально неприемлемой, как расизм и антисемитизм. В демократических странах инаколюбящие живут открыто, хорошо интегрированы в общество, уровень образования у них выше, а уровень преступности ниже среднего, имеют многочисленные собственные организации, совместно с представителями других сексуальных меньшинств активно участвуют в политическом процессе. Число совместно проживающих и ведущих общее хозяйство однополых пар во всем мире быстро растет. В ряде стран (Нидерланды, Бельгия, Канада, Испания, Норвегия, ЮАР) однополые партнерства полностью приравнены к законным бракам, другие страны ищут какие-то компромиссные формы их признания и оформления. Однополая любовь предстает такой же разнообразной и вариабельной, как разнополая, а сексуальная идентичность становится одной из многих личных идентичностей.
Плюрализация стилей жизни выводит многие старые проблемы из сферы исключительной компетенции психиатрии и сексопатологии. Вместо того чтобы пытаться изменить необычный стиль сексуальной жизни своего клиента (по принципу «телеграфный столб — это хорошо отредактированная сосна»), врачи и психологи помогают ему добиться максимально возможного благополучия в рамках его собственной индивидуальности, уменьшая связанные с ней специфические трудности и риски.
Принципиально меняется отношение общества к эротике. В ХХ веке ее включили в число законных предметов массового потребления, а свобода получения и распространения сексуальной информаци стала одним из неотчуждаемых прав взрослого человека. Существенный сдвиг в сексуальных установках — нормализация мастурбации. Мастурбационная тревожность и чувство вины по этому поводу, отравлявшие жизнь бесчисленным поколениям мужчин и женщин, постепенно отходят в прошлое. Многие взрослые благополучно женатые люди не только дополняют ею свою партнерскую практику, но и считают ее автономной и самоценной формой сексуальной активности. Важной формой сексуального удовлетворения, особенно для тех людей, которым по тем или иным причинам трудно реализовать свои эротические желания в обычных отношениях, лицом к лицу, становится виртуальный секс. Интернет — это одновременно и новая, не ограниченная даже государственными границами служба знакомств, и возможность проиграть свои воображаемые сексуальные идентичности, и просто шанс выговориться. Как и всякое другое явление, он чреват определенными опасностями, прежде всего — угрозой ухода из реальной жизни в виртуальную, сексологи уже говорят о «виртуальной сексуальной одержимости».
Но подвержены ей, как и «телемании», о которой много писали в середине ХХ века, главным образом люди с определенными коммуникативными проблемами и трудностями. К тому же виртуальный секс может использоваться и в целях сексуальной терапии.
Перечисленные выше тенденции распространены повсеместно, но по-разному проявляются в разных странах. Это верно и относительно России. Традиционная русская сексуальная культура как на бытовом, так и на символическом уровне всегда отличалась крайней противоречивостью. Жесткий патриархатный порядок, логическим завершением которого была пословица «бьет — значит любит», сочетается с фемининным национальным характером и синдромом «сильной женщины». Откровенный крестьянский натурализм, не знающий закрытости и интимности, соседствует с суровым внемирским православным аскетизмом. Разобщенность телесности и духовности проявляется и в языке, и в телесном каноне, и в представлениях о любви. Изощренная матерщина и иное сквернословие соседствуют с отсутствием высокой эротической лексики. Все это к тому же усугубляется сословными и классовыми контрастами.
Начиная как минимум с ХVII века все цивилизационные процессы в России проходили под влиянием и во взаимодействии с Западом, «цивилизация» воспринималась как европеизация и вестернизация, и отношение к ней было противоречивым. В сексуальной культуре России ХIХ — начала ХХ века происходили принципиально те же процессы, что и в Европе, и обсуждались они в том же самом интеллектуальном ключе.
Октябрьская революция прервала это поступательное развитие. Декадентская эротика была не нужна рабоче-крестьянским массам, а большевистская партия видела в неуправляемой сексуальности угрозу своей идеологии тотального контроля над личностью. Столкнувшись уже в 1920-х годах со сложными социально- демографическими и социально-медицинскими проблемами (дезорганизация брачно-семейных отношений, рост числа нежелательных беременностей и абортов, распространение проституции, венерических заболеваний и т.д.) и не сумев справиться с ними цивилизованным путем, советская власть в 1930-х годах обратилась к репрессивным, командно- административным методам (рекриминализация гомосексуальности, запрещение какой бы то ни было эротики, ограничение свободы развода, запрещение абортов и т.п.). Идеологическим оправданием этой политики была уникальная большевистская сексофобия («у нас секса нет»), с резко выраженным антибуржуазным и антизападным острием. С помощью репрессивных мер в СССР была выкорчевана вся сексуально- эротическая культура (эротическое искусство, научные сексологические исследования и любое сексуальное просвещение).
Однако официально провозглашенные цели этой политики — укрепление семьи и нравственности и повышение рождаемости — не были достигнуты. Наоборот, она имела эффект бумеранга. Вместо повышения рождаемости страна получила рост числа подпольных абортов, а как только аборты были легализованы — заняла по этому показателю первое место в мире. Запрещение легального сексуально- эротического дискурса неизбежно низводит человеческую сексуальность до уровня немой, чисто физиологической активности, делая ее не только примитивной, но и социально опасной и непредсказуемой.
Как только репрессивный режим ослабел, сексуальный дискурс стал возрождаться, причем выяснилась не только значительная отсталость страны, но и то, что, несмотря на все репрессии и социальную изолированность от Запада, главные тенденции динамики сексуального поведения в СССР были те же, что и там, — снижение возраста сексуального дебюта, эмансипация сексуальной мотивации от брачной, рост числа разводов, добрачных и внебрачных зачатий и рождений, повышение интереса к эротике, развитие женской сексуальности и т.д. В том же направлении эволюционируют и сексуальные установки россиян.
По данным всех эмпирических исследований, существенные сдвиги в этом направлении начались не в эпоху перестройки и гласности, а уже в 1960-х и, особенно, 1970-х годах. Подростки 1990-х годов только продолжили этот процесс.
Отличие России от Запада заключается не столько в направлении развития, сколько в его хронологических рамках и в степени общественной рефлексивности. Сексуальное поведение и ценности петербуржцев середины 1990-х годов напоминают те, что бытовали в Финляндии в начале 1970-х, а структура сексуального поведения современных российских подростков похожа на ту, что была типична для юных американцев начала 1970-х.
В развитых cтранах Запада сдвигам в сексуальном поведении предшествовали сдвиги в социальных установках, которые обсуждались публично. В России на бытовом уровне дело обстоит так же (иначе просто не бывает). Однако поначалу цензурные запреты, а позже отсутствие профессионального дискурса препятствовали осознанию этих сдвигов, которые из-за этого кажутся неожиданными и катастрофическими. Российские политические и педагогические дебаты о задачах и возможностях сексуального просвещения до сих пор идут на уровне 1950-х — начала 1960-х годов, а то и конца ХIХ века. Многие важные проблемы, открыто обсуждающиеся в любой молодежной тусовке, профессионально вообще не отрефлексированы и остаются под запретом, дабы не вводить молодежь в соблазн. Разрыв поколений в вопросах сексуальной культуры в России значительно больше, чем на Западе.
Еще один важный момент — противоречивое соотношение принципов сексуального либерализма и гендерного равенства. В Скандинавских странах пик сексуальной терпимости был достигнут в 1970-х годах, после чего некоторые ее проявления, такие, как проституция и порнография, стали подвергаться критике с точки зрения гендерного равенства.
В России либерализация началась позже, приняла форму коммерциализации секса и часто, как только речь заходила о праве женщин на сексуальное самоопределение, сочеталась с махровым сексизмом и традиционализмом.
Сдвиги в сексуальном поведении молодежи, сопровождающиеся значительными социальнымииздержками, застали российское общество и государство врасплох.
Глобальные демографические процессы, такие, как, например, снижение рождаемости, органически сливаются с локальными, обусловленными социально-экономическим упадком России 1990-х годов (снижение уровня жизни, рост детской смертности, разрушение общественного здравоохранения и общая криминализация страны). Обсуждающие их политики и журналисты пользуются случайными, недостоверными данными, отбор и выводы крайне политизированы. Отечественные данные не сравнивают с тем, что происходит в других странах, а глобальные процессы зачастую принимают за местные, сугубо российские, обусловленные специфически российскими особенностями и трудностями. Сложные и противоречивые тенденции общественного развития примитивно объясняются «падением нравов», влиянием «растленного Запада», происками западных спецслужб и фармацевтических компаний. Реальные трудности, переживаемые страной, при этом мистифицируются и усугубляются.
Главный положительный результат 1990-х годов в сексуальной сфере, достигнутый усилиями медиков, — значительное снижение числа нежелательных беременностей и абортов. Тем не менее соответствующие российские показатели по-прежнему остаются одними из самых худших в мире. Успешная контрацепция требует не только материальных средств, но и наличия достаточно высокой общей сексуальной культуры. Между тем идея систематического сексуального просвещения молодежи была уже в 1996—1999 годах опорочена и заблокирована совместными усилиями консервативных политиков, церковников и коррумпированных СМИ (кстати сказать, при очень активной финансовой и идеологической поддержке американских фундаменталистов, вроде движения Pro-Life, о чем почему-то очень редко упоминают). Начатый ими в 1996 году и продолжающийся по сей день крестовый поход против сексуального просвещения отбросил страну на 20—25 лет назад.
Как показывают многочисленные исследования, общие тенденции сексуального поведения современной российской молодежи те же, что и в странах Запада, однако уровень сексуальной образованности россиян значительно ниже, что особенно ярко выражается в статистике распространения ВИЧ-инфекции и других заболеваний, передаваемых половым путем, подростковых беременностей, абортов и т.п. Принятое Всемирной организацией здравоохранения важное разграничение понятий сексуального и репродуктивного здоровья российским медицинским сообществом практически не усвоено, а понятие «безопасный секс» многие политики вообще отвергают, считая единственным средством профилактики ВИЧ и других инфекций половое воздержание до брака, чего молодежь, естественно, не делает. В связи с общим ростом ксенофобии и клерикализацией российского сексуального дискурса в последние годы резко усиливаются политическая гомофобия, оскорбления и травля сексуальных меньшинств в средствах массовой информации.
Все это создает в России серьезные трудности социально- медицинского, культурного и политического порядка и углубляет и без того большой разрыв поколений.
Поделиться в соцсетях:
Похожие
