Зачем нужен второй «гендер для «чайников»?

Видео: Про SLI и Crossfire. Что это, для чего и стоит ли?

Идея первой книги родилась несколько лет назад в группе ученых, занимающихся исследованиями в области гендерной социологии, но подсказана она была талантливым менеджером социальных проектов Людмилой Кабановой. Как человек, тесно связанный с решением практических задач, она знала, что если научная литература по гендерным исследованиям еще издается, то вот книг для «чайников» (в самом лучшем смысле слова), то есть людей, которые интересуются гендерными отношениями, но не являются социологами, практически нет. Их место занимают бесконечные издания разного рода якобы психологической литературы, снабжающие читателей (а еще чаще — читательниц) ценной «научной» информацией о том, что мужчины и женщины, по сути, жители разных планет, что единственный способ построить желаемые для тебя отношения с партнером — это манипуляция, что мужчины — «рабы гормонов» и за свое поведение отвечать не могут в принципе, и т.д. и т.п. (Подробный обзор этой литературы мы делали в нашей первой книге.)

Трудно назвать область человеческих отношений, которая была бы окутана такой массой мифов и предрассудков, как отношения мужчины и женщины. Между тем мало кому не хотелось бы узнать об этом больше: ведь гендерными отношениями пропитана вся наша жизнь не только в семье, но и на работе, в дружеских компаниях — в общем, везде, на всех социальных площадках, где люди взаимодействуют друг с другом.

Здесь, наверное, нужно все-таки сказать несколько слов о том, что такое «гендер». Хотя это слово становится все более и более распространенным уже не только в научных кругах, но и в средствах массовой информации, думается, что не все люди точно знают его смысл. Для тех, кто с этим термином раньше не сталкивался и не читал нашу первую книгу, дадим некоторые объяснения.

Итак, откуда появилось в русском языке это слово и что оно означает? Термин «гендер» представляет собой транслитерацию английского слова, обозначающего грамматический род, мужской или женский. Впервые во внелингвистическом контексте этот термин был использован психологом Робертом Столлером, который в 1968 году издал работу под названием «Пол и гендер» («Sex and Gender»). Смысл такого разделения терминов заключался в том, чтобы отделить социальные значения «мужественности» и «женственности» от биологических половых различий. Мы ведь имеем не только биологически различные тела и репродуктивные функции, — нас по-разному воспитывают, мы по-разному одеваемся и ведем себя. Более того, мы часто претендуем на разные рабочие места и типы карьеры (во всяком случае, наши работодатели нередко точно знают, хотят ли они видеть на каждом данном рабочем месте мужчину или женщину, хотя речь может идти далеко не только о перетаскивании тяжелых ящиков или вскармливании маленьких детей). Все эти различия в нашем социальном поведении, если вдуматься, не так уж сильно связаны с биологией. Таким образом, сама идея этого термина заключается в отрицании полной биологической предопределимости отношений между полами: есть биологический пол, связанный со строением тела, мужского или женского, и есть гендер, то есть «социальный пол». Таким образом, изначально гендер понимался как культурные и социальные смыслы женственности и мужественности, в то время как пол относился к биологически данным различиям между мужчинами и женщинами.

В современных теориях, однако, такое деление на пол и гендер все более ставится под вопрос, но происходит это не потому, что недооценивается социальный пол, а потому, что во многом переосмысляется биологический. Целый ряд аргументов был приведен в пользу того, что и биологическое определение пола, и само человеческое тело воспринимаются нами не только из повседневного опыта, но и через систему определенных социальных представлений, предложенных нам кем-то знаний, то есть через взаимодействие с культурой. В современной биологии принято рассматривать половые различия не как два отдельных мира, жестко разделенных между собой, но, скорее, как некий континуум, на котором располагаются женские и мужские половые признаки. Разные неопределенности и промежуточные случаи на этом континууме встречаются не так уж редко (во всяком случае, достаточно для того, чтобы вызвать серьезную озабоченность Международного олимпийского комитета, который с недавнего времени стал требовать, чтобы женщины- спортсменки проходили тест на отсутствие мужской хромосомы, хотя и этот тест не всегда помогает). Пол и гендер все более видятся как взаимодействующие, а не противопоставляемые категории. Ведь жесткое разделение свойств окружающего нас мира на природные и культурные, биологические и социальные, врожденные и приобретенные — это не сущность мироздания, а всего лишь особенность нашего мышления, иногда сильно ограничивающая наше понимание сути вещей.

Нужен ли в таком случае термин? Не проще ли обойтись единым понятием «пол»? Что ж, некоторые авторы придерживаются этой точки зрения, стараясь избегать новоизобретенного иностранного слова. Но мы не разделяем их позицию, хотя бы потому, что это слово уже вошло в русский язык. Так, в практике работы такого важного государственного института, как Госкомстат, существует рубрика «гендерная статистика», научные учреждения, занимающиеся исследованиями в области отношений между полами, называются центрами гендерных исследований, да и в научно-популярной литературе термин «гендер» встречается все чаще и чаще.

Термин «гендер» имеет еще один важный смысловой оттенок, который не входит в понятие «пол»: он — продукт научной теории, занимающейся осмыслением гендерного неравенства, следовательно, само его употребление предполагает, что мы признаем наличие этого неравенства и отношений власти между полами. Дело в том, что мужчины и женщины — не только разные, но и неравные люди, и это неравенство, касающееся их возможностей, личных судеб и даже того, как о них говорят и думают, буквально пронизывает все сферы жизни.

Таким образом, гендер — нечто большее, чем только свойство индивида, это прежде всего часть социальных отношений, один из важных элементов общественного устройства.

Об этом мы и написали нашу предыдущую книгу — просто «Гендер для чайников», без номера. Там говорилось о тех вещах, которые показались нам наиболее важными для знакомства с этой темой, — о соотношении биологического и социального, о стереотипах, о социальных правилах, которым подчиняются отношения мужчин и женщин дома и на работе, о специфических проблемах, которые вызывает гендерное неравенство не только у женщин, но и у мужчин (и нередко мужчинам приходится платить за это неравенство даже большую цену), о том, как возник феминизм и надо ли его бояться, и о многом другом. Наша книга вышла в 2006 году и, как и положено книге, зажила своей жизнью...

С тех пор мы получили очень много откликов, самых разных. Кто-то благодарил за выпуск этой книги, у кого-то она вызвала раздражение, но чаще всего это были вопросы. Оказалось, что о многих вещах, важных и интересных для наших читателей, мы не написали. Особенно это стало заметно, когда наша книга легла в основу дистанционного образовательного курса, подготовленного Агентством социальной информации. Во время онлайн-дискуссии, которую мне пришлось вести по окончании этого курса, стало особенно ясно, что книга востребована и нужна — и специалистам, и студентам, и просто заинтересованным читателям. И одновременно мы поняли, что, во-первых, она, естественно, несовершенна, во-вторых, одной этой книги мало. Тем более что за прошедшие годы были проведены новые исследования, были приняты новые законы, затрагивающие и мужчин, и женщин, вышла куча новых книг и фильмов — все об этом... И тогда мы решили: работу надо продолжать.

Нельзя не сказать о том, что были люди, у которых книга вызвала протест, и самое интересное, что не все они ее прочитали. Вспоминается в этой связи характерная дискуссия, состоявшаяся в Центральном доме ученых с участием нескольких авторов предыдущей книги (заметка об этой дискуссии опубликована на сайте polit.ru — https:// polit.ru/science/2008/04/09/gender.html). Некоторые участники обсуждения с подозрением отнеслись к самому факту выхода книги, резонно предположив, что с термином «гендер» связаны представление о половом неравенстве и несправедливости, а также критическая оценка сегодняшнего положения дел с правами и возможностями женщин в России. И действительно, в самой постановке темы нередко видится угроза «устоям», традициям, а при известной доле воображения — даже политической стабильности. Так, один из выступающих, представившийся советником комитета Государственной думы по безопасности, все допытывался, написано ли в этой книге о том, какой должна быть идеальная модель семьи, и, выяснив, что нет, искренне удивился: «А зачем тогда писать такие книги?!» Так и не удалось убедить его, что идеальной модели семьи, подходящей для всех россиян, существовать не может в принципе, как бы этого ни хотелось политикам. А то ведь как было бы удобно: пригласил ученых, они нарисовали модель, и всем мужчинам и женщинам стало ясно, как им надо жить, сколько рожать детей и на что еще они могут претендовать в жизни! Осталось бы потом только внести ее в качестве законодательной инициативы и внедрять в субъектах Федерации...

Говорилось и о том, что наша книжка отражает исключительно женскую точку зрения, так как среди ее авторов нет мужчин (это, кстати, не совсем так: предыдущую книгу, как и эту, иллюстрировал художник Адгур Дзидзария). Мы об этом, честно говоря, не очень задумывались, когда писали, — в социальных науках вообще работает гораздо больше женщин, чем мужчин, и это само по себе характерная гендерная особенность научного мира. Но замечание принято: в работе над второй книгой принял участие уже «гендерно-смешанный» коллектив!

Напряжение, которое возникает всегда, когда гендерные вопросы становятся предметом общественной дискуссии, конечно, далеко не случайно. Сколько ни говори о верности или измене традициям, биологическому предназначению или даже божественной воле (как будто у кого-то в распоряжении есть документы, где все эти прекрасные вещи четко и недвусмысленно зафиксированы), на самом деле разговор о гендере — это всегда разговор о власти. И не только о власти мужчин над женщинами: гендерные иерархии ведь существуют и между мужчинами. И вопрос о гендерной асимметрии связан не только с тем, что женщинам труднее сделать карьеру или больше приходится мыть посуду: она лежит в базисе таких разных социальных проблем, как, например, проституция, дедовщина в армии, домашнее насилие и психологическая депривация. Проявления гендерного неравенства многолики и не всегда заметны даже самим жертвам травмирующих ситуаций — но счастливее они от этого не становятся.

Вообще, вопрос о гендерном балансе власти не такой простой и линейный. Доминирование мужчин не простирается равномерным слоем по всем сферам жизни: где-то оно очевидно, где-то оспаривается, где-то постепенно вытесняется. Свои, характерные именно для них, властные ресурсы и властные стратегии имеются и у женщин. Этой теме посвящена статья, написанная Еленой Здравомысловой и Анной Темкиной. Ведь и из памятников мировой культуры, и из народных пословиц, и из повседневных разговоров можно столько узнать о женском коварстве и двуличии или, если посмотреть под более благожелательным углом зрения, о женской хитрости и дипломатичности, о той самой «шее», которая вертит «главой семьи» и умеет соблюсти свои интересы, никогда не выходя на передний план. Если говорить современным и научным языком, то все эти ловкие маневры можно обозначить словом «манипуляция». Женщины умеют манипулировать мужчинами, «дергать их за ниточки», как марионеток... Почему так получается? Авторы статьи отвечают на этот вопрос, объясняя, что манипуляция — это типичное проявление «власти слабых». Ведь хотя женщинам в России — как и в подавляющем большинстве стран мира — Конституцией гарантировано полное равенство прав и возможностей с мужчинами, на деле наша страна — как и почти все другие (кроме, может быть, Скандинавских государств) — остается страной патриархата. Это значит, что большинство ресурсов, выражающихся в материальном богатстве, политическом влиянии, доступе к лучшим рабочим местам и наиболее престижным социальным позициям, находятся преимущественно в распоряжении мужчин, и исключений здесь очень мало.

Означает ли это, что женщины при патриархате полностью вытеснены со всех позиций и обездолены? Конечно, нет. Но им приходится идти на определенную «договоренность» с мужчинами, которую А.Темкина и Е.Здравомыслова вслед за социологом Дениз Кандиотти называют «патриархальной сделкой». Такая сделка предполагает, что мужчины и женщины следуют сложившемуся в обществе распределению на «доминирующие» и «подчиненные» социальные роли и получают выгоды, используя имеющиеся у них ресурсы. Но для более слабой части общества плата за гарантии защиты и безопасности предполагает непропорциональное ограничение возможностей, безусловное следование предписанным ролям иобслуживание сильных. В этой ситуации манипуляция для находящихся в положении подчиненности оказывается единственным способом защищать свои интересы. Ничего хорошего в отношения между людьми эта стратегия не приносит: одна часть вечно чувствует себя зависимой, а другая — обманутой...

Откуда же взялся патриархат? Наиболее распространенный ответ на этот вопрос, который можно услышать от более или менее начитанного собеседника, звучит так: «Как откуда? Да ведь он пришел на смену матриархату еще в древнеисторические времена, в ходе общественного развития». Так доходит до нас «привет» из середины XIX века — от Энгельса, именно так представлявшего ход истории (хотя к патриархату он относился резко отрицательно, считая его первым проявлением неравноправия и угнетения). Однако на самом деле матриархат «изобрел» швейцарский литературовед Якоб Бахофен, пользовавшийся, правда, для его описания другим термином. Миф о матриархате, как и другие исторические мифы о природе гендерных отношений, подробно анализирует в нашей книге историк Наталья Пушкарева. Она показывает, насколько далеки расхожие представления о месте мужчины и женщины в истории от реальных археологических и документальных свидетельств. Привычный образ мужчины, охотящегося на мамонта, чтобы прокормить семейство, мало схож с доисторической реальностью: ведь мамонты вымерли задолго до начала формирования человеческого общества!

Вообще, история, какой мы привыкли ее представлять, во многом история мужчин, написанная ими исходя из их социального опыта и отражающая их оценки произошедших событий. Нельзя, например, сказать, что у женщин был Ренессанс: им эта эпоха, во всяком случае, не принесла никакой славы. Да и афинская цивилизация, о которой говорят обычно не иначе как с эпитетом «демократическая», предполагала содержание женщин в гинекеях (женских половинах домов) и полное отстранение от участия в политике Таким образом, «вторую половину истории», а именно историю женского рода, во многом еще предстоит написать. И может быть, тогда станут более понятными те исторические уроки, которые до сих пор остались невыученными, заставляя политиков разных стран регулярно наступать на одни и те же грабли...

В «Гендере для чайников-2» достаточно большое внимание уделяется также вопросам демографии. Так случилось, что в современной России тема гендерных отношений оказалась вдруг очень политизированной, причем именно с демографической точки зрения. Любая публичная постановка вопроса о преодолении гендерной дискриминации и о правах женщин неизбежно рассматривается с учетом того, способствует ли все это повышению рождаемости. Причем очень многие политики, идеологи, деятели культуры, не говоря уже о представителях религиозных организаций, однозначно считают, что как раз не способствует: как только женщины получают достаточно прав и возможностей, они перестают рожать детей в достаточном количестве (достаточном, конечно, не с их точки зрения, а в контексте геополитических интересов), и нация, таким образом, вымирает... Это одна из самых главных «моральных паник» сегодняшнего дня, излюбленная тема консервативной политической риторики.

В этой ситуации особенно важно понять, что же на самом деле происходит с движением населения в России и что привело к таким печальным показателям (действительно, с начала ХХ века рождаемость в России упала в 5,4 раза). Алексей Белянин и Ольга Исупова рассматривают проблему низкой рождаемости не только в демографическом, но и в историческом, и социологическом плане. И это позволяет увидеть много любопытных фактов: мало кто знает, например, что, несмотря на гораздо более низкий уровень развития медицины, в первой четверти XX века около 18% всех рождений приходилось на долю матерей в возрасте от 40 до 50 лет. Таким образом, в начале прошлого века практически каждая женщина этого возраста в среднем рожала по одному ребенку (то есть если кто-то после 40 не рожал вообще, то какая-то другая женщина рожала двоих и более). В наши дни этот показатель упал до 1 ребенка на 100 женщин! В главе приводятся также интересные сравнительные данные: по уровню рождаемости Россия, оказывается, на 177-м месте в мире, то есть, увы, ближе к концу списка. Впрочем, в начале этого списка находятся почти исключительно страны третьего мира, начиная с Нигера...

Другой очень важный момент в этой главе связан с анализом причин депопуляции. На основании статистических данных авторы показывают, что по уровню рождаемости Россия все же несущественно отличается от других европейских стран: снижение числа детей в семье характерно для всех развитых индустриальных обществ. Более того, многие демографы считают, что снижение рождаемости рано или поздно наступит и в тех странах, где сейчас рожают помногу. Таким образом, нравится это нам или нет, мы находимся в рамках общей тенденции. Но вот что серьезно отличает Россию от других стран, так это уровень смертности. По средней продолжительности жизни наша страна очень сильно отстает от десятки наиболее развитых стран мира (США, Бельгия, Канада, Норвегия и др.) — на 15—19 лет для мужчин и на 7—12 лет для женщин. И пока средняя продолжительность жизни россиян составляет всего 66,7 лет, а средний мужчина и вовсе не доживает до пенсионного возраста, депопуляция не может быть остановлена даже путем повышения рождаемости. Тем более ничто не предвещает резкого увеличения рождаемости! И хотя меры, направленные на поддержку материнства (в частности, закон о «материнском капитале»), дают свои результаты, пока можно говорить не о демографическом росте, а всего лишь о замедлении темпов спада. «Нормальной» для нынешней России по-прежнему остается семья, имеющая двоих детей, и вряд ли в скором времени что-то изменится: у большинства современных россиян просто нет мотивов заводить большие семьи. А. Белянин и О. Исупова достаточно подробно анализируют, почему это происходит

Тему продолжают и развивают Ольга Исупова и Игорь Кон в статье, исследующей уже непосредственно материнство и отцовство. Начинается она с исторического обзора О.Исуповой изменения представлений о «правильном» материнстве и его роли в жизни женщины. Принято считать, что материнство всегда было и остается главным предназначением женщины, смыслом ее жизни. Особенно напирают на это консерваторы, считающие, что в гендерном плане стоит задача вернуться к нашим древним «корням», и тогда-то уж точно все станет на свои места и женщины обретут свою «утерянную сущность». На самом деле идеология всеобъемлющего и ответственного материнства, когда главным делом жизни женщины является забота о детях, сложилась только в XVI—XVIII веках. В феодальной же Европе, например, от женщины ожидались, прежде всего, верность и послушание мужчине — в том числе и в ущерб детям, даже если это приводило к их смерти. К тому же женщины в аграрных обществах просто вынуждены были очень много работать и физически не могли как следует сосредоточиться на детях. И только к середине XIX века идеология материнства сформировалась, наконец, в таком виде, в каком мы ее знаем но еще через сто лет многим женщинам она стала казаться сильно «перегруженной». Начиная с середины ХХ века женщины постепенно открывают для себя и другие стороны жизни и понимают необходимость находить какой-то баланс между материнством и работой, материнством и отношениями с супругом, наконец, материнством и досугом, жизненными удовольствиями. Безусловно, это повлияло на падение рождаемости. Но еще больше здесь сказалась индивидуализация стилей жизни: женщины стали стремиться рожать детей не потому, что так «положено», и не столько, сколько «положено», а лишь по мере того, как они чувствовали в этом потребность. В статье рассматриваются мотивы, влияющие на решение женщины завести или не заводить ребенка, анализируются современные смыслы материнства.

Часть статьи, посвященная отцовству, написана, пожалуй, самым известным в России специалистом по гендерным исследованиям, Игорем Коном. И снова мы увидели, что ничего извечного и незыблемого в этом понятии нет: представления об отцовстве, обязанности отцов, их реальное поведение очень сильно менялись на протяжении времени, даже совсем еще недавнего. Автор подробно останавливается на проблемах, стоящих перед современными отцами в Европе и в России, — от сохранения своих прав на общение с детьми при разводе до проблемы, как не утратить авторитет в условиях экономической нестабильности. Надо сказать, что роль отцов в воспитании детей очень долго недооценивалась, причем страдали от этого и дети, и сами отцы, чьи функции фактически сводились к материальной поддержке семейства и к роли некой символической фигуры, которой надо оказывать знаки уважения. Сейчас многие отцы всячески стремятся преодолеть эту эмоциональную депривацию, стараясь быть гораздо ближе к своим детям. Но это плохо коррелируется с социально-экономическими реалиями: ведь задач зарабатывания денег с них никто не снимал, более того, представления о том, какие затраты нужны для того, чтобы достойно вырастить своего ребенка и дать ему образование, неуклонно возрастают. И это как раз тот случай, когда гендерное неравенство довольно сильно бьет и по мужчинам...

Тема семьи, конечно, не сводится исключительно к теме материнства и отцовства, — все большее значение в современных семьях приобретают отношения между супругами. Этой проблематике посвящена статья, написанная Еленой Жидковой при участии Елены Здравомысловой. Тут мы можем узнать, какие изменения происходят с этой важнейшей «ячейкой общества» в начале нового тысячелетия, какие перед ней стоят вызовы, как она на них реагирует. Авторы показывают, что, несмотря на высокое число разводов, семья и брак по-прежнему очень важны для большинства людей- и мужчины, и женщины стремятся жить не поодиночке, а в семьях. Другое дело, что семьи стали очень разнообразны и по своему составу, и по укладу. Если традиционная семья была сравнима с организацией, в которой изначально заданы позиции, ясна субординация, распределены полномочия, то сейчас все семьи не только несчастливы, но и счастливы по-разному. Общие закономерности, верные для всех типов семей, проследить довольно трудно, но в целом исследования позволяют осторожно говорить о том, что на смену детоцентристской модели семьи, когда главной целью и смыслом семейной жизни было именно рождение и воспитание детей, приходит модель супружеская, при которой главнейшими становятся именно отношения между супругами. Поэтому такую роль приобретают эмоциональная и сексуальная стороны семейной жизни, растут требования супругов друг к другу. Современные гендерные реалии чаще всего предполагают, что и муж, и жена работают, при этом живут отдельно от родителей — бабушек и дедушек своих детей. Это относительно новая ситуация для России, поскольку в советское время супруги часто проживали вместе со старшим поколением, осуществлявшим уход за детьми, пока мама работала. Теперь для тех, кто может себе это позволить, новым «членом семьи» нередко становится няня. Это тоже новый и недостаточно исследованный феномен — передача части традиционных обязанностей жены и хозяйки дома в руки специальных наемных работников. Затрагиваются в статье и «теневые» стороны жизни семьи, в частности домашнее насилие, уровень которого в России, к сожалению, все еще очень высок. Ежегодно жертвами домашнего насилия становятся тысячи женщин (а также дети и пожилые люди обоих полов).

Сексуальности, которая давно уже, как к этому ни относись, перестала быть частью только семейных отношений, посвящена статья, написанная Игорем Коном при участии Анны Темкиной. Это тоже очень «горячая» тема, вызывающая в современном российском обществе бурю эмоций. Отделение сексуального поведения от репродуктивного, связанного с рождением детей, произошедшее в массовом порядке в 60-е годы прошлого века, создало совершенно новую гендерную ситуацию, определенную в свое время термином «сексуальная революция». Игорь Кон описывает наиболее характерные тенденции изменения «постреволюционного» сексуального поведения мужчин и женщин. Эффекты его неоднозначны. С одной стороны, люди стали свободнее, и это позволило им жить в большей гармонии с самими собой и своими телами. Особенно это касается женщин, которым приличия вообще долго не позволяли проявлять свою сексуальность даже в семье. С другой стороны, выросли, конечно, и риски — как медицинского характера (прежде всего СПИД), так и психологического. Установка на то, что сексуальные отношения могут быть временными и будут длиться только до того момента, пока партнеры интересуют друг друга в сексуальном плане, создает ситуацию ненадежности и неопределенности.

Очень остро стоит проблема сексуального просвещения молодежи. Последние политические тенденции в этом отношении сводятся к тому, что такого просвещения вообще не должно быть, поскольку оно развращает, а молодежи надлежит вернуться к традиционным ценностям и добрачному воздержанию от секса. В прошлом году, например, в метро появились многочисленные постеры, убеждающие молодых людей в том, что «безопасного секса не бывает», презервативы ни от каких заболеваний не предохраняют и единственный способ сохранить здоровье — сохранять супружескую верность. Очевидно, предполагалось, что таким образом наконец будет остановлена эпидемия СПИДа, развивающаяся, кстати, в России пугающими темпами (о чем как-то не принято говорить), а заодно и возрастет рождаемость, поскольку сексом молодые люди будут заниматься только в крепких, здоровых семьях.

Насколько далеки эти прекраснодушные пожелания от реальности, понимает любой человек, имеющий хоть какое-то представление о реалиях современной молодежной жизни. Выпущенного джинна невозможно загнать обратно в бутылку, и молодые люди, устрашенные плакатами об опасном сексе, вряд ли перестанут им заниматься, но пользоваться презервативами, возможно, действительно станут реже. Со всеми мыслимыми последствиями...

Впрочем, исследование Анны Темкиной, посвященное сексуальным практикам современного поколения, говорит о том, что, по крайней мере, у городского образованного слоя населения прослеживается довольно рациональное, осознанное отношение к сексуальной жизни. Особенно это характерно для молодых женщин, которые стремятся к контролю над своей жизнью, в том числе сексуальной. Забота о своем здоровье, в том числе и репродуктивном, сочетается у них с высокой мотивацией на достижения сексуального удовлетворения, и они предъявляют партнерам соответствующие требования. Молодые мужчины, так же как и женщины, стремятся учесть индивидуальные и взаимные потребности в сексуальных отношениях, заботятся о безопасном сексе и предохранении от беременности, планируют семью и воспитание детей и пр. Это позволяет исследовательнице сделать вывод, что в России сейчас происходит гендерный этап сексуальной революции, подразумевающий высокую степень равноправия и ответственности обоих партнеров.

Помимо семейных и личных аспектов гендерные отношения, однако, имеют и политический аспект. Влияние политических процессов на гендерное равенство анализируется в статье «Миссия — невыполнима?», написанной Людмилой Попковой при участии Алексея Козлова. Наверное, не все россияне понимают, что борьба с гендерной дискриминацией не частная инициатива неуравновешенных феминисток, а область общественных отношений, регулируемых международным законодательством, ратифицированным также и Россией. Так, в частности, отказывать в приеме на работу, ссылаясь на «неподходящий возраст и пол», преступление, поскольку в Российской Федерации все виды дискриминации, в том числе по признаку пола, уголовно наказуемы и подпадают под статью 136 УК. Насколько серьезна эта проблема? По данным Федеральной службы занятости, в 2007 году при приеме на работу каждый второй человек сталкивался с прямой дискриминацией, чаще всего по признаку возраста и пола. Женщины же часто оказываются в уязвимой трудовой ситуации сразу по двум позициям: то она слишком молода и может забеременеть и стать матерью маленького ребенка, то уже лет в 45 лет оказывается в «предпенсионном возрасте» и по мнению кадровых служб не в состоянии осваивать новшества, полностью отдавать себя делу.

Хотя права женщин на равный труд и равную его оплату гарантированы Конституцией России, реального юридического механизма, с помощью которого женщины могли бы защищать свои права, практически не существует. Гораздо больше внимания уделяется сейчас тому, чтобы женщины исправно выполняли свою репродуктивную функцию и решали таким образом государственную демографическую проблему. Большинство образованных российских женщин хотят иметь детей, и в этом смысле их интересы совпадают с государственными, но они нуждаются и в профессиональной самореализации, да и просто в заработке (в том числе и для того, чтобы в нормальных условиях растить этих детей — редко на это хватает только зарплаты мужа). Из нашего исследования можно узнать и о том, как решается эта дилемма «мать/профессионал» в разных странах Европы.

Говоря о российской политике, нельзя не заметить того печального обстоятельства, что в спектре политических течений все заметнее становятся националисты, в том числе радикальные. Они тоже проявляют живейший интерес к гендерной проблематике. Алексей Козлов выделяет разные группы националистических организаций, в зависимости от их видения «правильных» форм гендерных отношений. Любопытно при этом, что для нацистов-скинхедов и связанных с ними организаций характерно своеобразное признание возможности женского равноправия. Это так называемый «арийский феминизм», связанный с тем, что женщины и девушки играют достаточно значимую роль в движении скинхедов национал-социалистов. Стоит отметить, что среди участников нападений на расовой и национальной почве, которые чаще всего практикуют наци-скины, около трети составляют женщины. Однако в целом для националистов такая позиция не характерна, поскольку идея мужского господства является одним из стержней радикальной националистической идеологии. В рамках этой идеологии выдвигается множество «ценных идей», вроде тех, что женщин (или, например, бездетных супругов) надо лишить права голоса, что с межэтническими браками необходимо решительно бороться и что хорошо бы вообще по возможности вернуться к светлым идеалам «Домостроя».

О «Домострое» можно подробнее узнать из статьи Николая Митрохина, посвященной такой интересной теме, как гендерная идеология Русской православной церкви. Такая глава показалась нам необходимой потому, что РПЦ сейчас претендует на духовное руководство не только своими православными прихожанами, но и Россией в целом, стремится влиять, таким образом, на судьбы всех людей — и верующих, и неверующих, и исповедующих другие религии. К священнослужителям обращаются как к экспертам в вопросах биоэтики, репродуктивных прав, допустимых форм сексуального поведения. Иногда раздаются голоса, что некоторые религиозно-этические нормы должны обрести статус законов, обязательных для всех граждан (например, строгий запрет абортов, даже в случае изнасилования или угрозы жизни беременной женщины). Этого пока не произошло, но церковь пытается сделать общепринятой свою позицию по разным вопросам, в частности через введение обязательного для всех детей религиозного образования.

Рассматривая позиции церкви по разным аспектам гендерных отношений, важно иметь в виду, пишет Митрохин, что они далеко не однородны для всех ее членов: есть официальная концепция (достаточно сдержанная по тону и содержанию), есть мнения отдельных священнослужителей, порой гораздо более жесткие и радикальные, есть позиция церковного актива, зависящая от состава конкретного прихода. Естественно, все они выдержаны в консервативном духе, но степень этого консерватизма может существенно различаться — от осуждения только «абортивной» контрацепции до запрета для верующих всякой контрацепции вообще, от рекомендации надевать платок и юбку, когда идешь в церковь, до запрещения женщинам носить брюки вообще. Хотя Русская православная церковь резко отрицательно относится к тому, что священником может стать женщина, отдельные женщины — старицы, монахини, жены священников, церковные активистки — имеют свой ресурс влияния на церковную жизнь, правда, только на местном, приходском уровне. Интересный феномен, указывает Митрохин, представляет собой «православный гламур» — относительно новая идея, что православная мать семейства вполне может развиваться интеллектуально, сохранять физическую красоту (в том числе с помощью шейпинга и спа-салонов) и порой даже заниматься самостоятельным бизнесом. Таким образом, очевидно: православная церковь не остается неизменной и реагирует на сегодняшние «тренды». Думается, что во многом это происходит под давлением женщин, которых среди прихожан РПЦ значительное большинство, и далеко не все они готовы мириться с отведенной им ролью смиренных слушательниц. Недаром один из священников жаловался в газете «Омские епархиальные ведомости»: «Я получаю целые пачки писем от злых женщин христианок, которые хотят поучать нас, священников, и даже угрожают: если не сделаешь так, как хочу, то я пойду жаловаться выше».

Последняя статья нашего сборника, написанная филологом Ириной Саморуковой, посвящена гендерным репрезентациям, то есть тому, как мужчины, женщины и отношения между ними изображаются в литературе, кино, на телевидении, в рекламе и т.п. Казалось бы, это всего лишь медийные образы, фантазия авторов... Но на самом деле из этих фантазий в большой степени произрастает актуальная реальность, которая нас окружает. Они одновременно отражают эту реальность и формируют ее, делая те или иные представления о мужественности и женственности модными, привлекательными или, наоборот, смешными, а то и отталкивающими. «Считывать» гендерные смыслы из телесериалов, модных романов и даже программ новостей — довольно увлекательная игра. Ирина Саморукова показывает, что мир женской мелодрамы и мир брутальных боевиков практически не пересекаются: брутальные персонажи боевиков не появляются там, где обитают стремящиеся удержать мужа жены и мечтающие соединить жизнь со своими партнерами одинокие дамы. Но, конечно, все богатство репрезентаций отнюдь не сводится к этим полярным случаям. По экранам и страницам массовой литературы бродят хитроумные женщины-детективы (так уж сложилось со времен Агаты Кристи, что, может, много на что другое литературные героини и не способны, но уж преступления раскрывают замечательно), суровые мужчины — топ-менеджеры и просто гламурные красавцы и красавицы, чья сфера деятельности с трудом поддается идентификации. Зато гораздо более ясно проговаривается гендерный «месседж»: «гламурной стервозе соответствует успешный и ухоженный мужчина- папуля-лох сочетается с мамулей-клушей, чуваку в пирсинге сопутствует экстравагантная чувиха»... Но можно найти и более сложные, интересные и реалистичные образы: в хорошей литературе и кино встречаются не только герои, бойцы, менеджеры и их обольстительные подруги, а, например, незадачливые учителя, предприимчивые работники учреждений внешкольного досуга, короче говоря, «альтернативные» по отношению к сложившимся гендерным стереотипам персонажи.

Вот такие сюжеты предлагает к осмыслению «Гендер для чайников-2». Мы выбрали их потому, что именно они показались нам наиболее актуальными на исходе первого десятилетия 2000-х, когда гендерные отношения в России, с одной стороны, достаточно быстро меняются, становясь более гибкими, пластичными, рефлексивными, а с другой — подвергаются ощутимому идеологическому давлению. Государство хотело бы видеть в женщинах лояльных гражданок, выполняющих поставленные перед ними демографические задачи, церковь — целомудренных, но женственных прихожанок, медиа — гламурных потребительниц. Перед мужчинами тоже ставится масса задач, главным образом экономического и политического плана. Как сочетаются все эти влияния, насколько они значимы для судеб конкретных людей? К размышлениям на эту тему мы и приглашаем наших читателей.Следующая >>
Внимание, только СЕГОДНЯ!