Факторы, влияющие на рождаемость и смертность

Видео: Тривалість життя в Україні суттєво скорочується

Обрисовав в общих чертах демографическую ситуацию в современной России, обратимся к главным, быть может, вопросам. Какие же глубинные причины обусловили нынешнюю депопуляцию России? До какой степени эти причины неизбежны, а где и в чем на них следует влиять? Наконец, насколько эти причины специфично российские и может ли быть полезен при выработке мер противодействия демографическому спаду анализ зарубежного, прежде всего западно-европейского опыта? Без ответов на эти вопросы трудно рассчитывать и на корректный анализ тенденций рождаемости и смертности, и на выработку взвешенной демографической политики.

Некоторые соображения, проливающие свет на этот круг вопросов, мы уже высказали. Во-первых, естественное движение населения определяется соотношением рождаемости и смертности, за которым, в свою очередь, стоят достаточно разноплановые факторы. Интуитивно можно было бы предположить, что рождаемость в большей степени зависит от материального благополучия, крепости семейных отношений, бытового устройства, а смертность – особенно это касается мужчин в среднем и старшем возрастах – от образа жизни и качества медицинского обслуживания. При тщательном рассмотрении оказывается, однако, что интуиция не приводит к точному знанию, о чем мы подробнее поговорим чуть ниже, обратившись сперва к третьему вопросу – о пользе зарубежного опыта.

Как мы уже отмечали, показатели воспроизводства населения в разных странах тесно связаны с уровнем их экономического развития. Эта закономерность слишком ярко выражена, чтобы быть случайной. И действительно, ей есть достаточно убедительные объяснения. Чем развитые страны отличаются от развивающихся? Конечно, уровнем доходов и производственными технологиями, – но также и степенью доступности медицинских товаров и услуг. К числу товаров относятся, к примеру, противозачаточные средства, самые эффективные из которых (презервативы и гормональные препараты) либо были недоступны среднестатистическому человеку, либо попросту не существовали. Другой аспект развития – образование: чем выше его уровень, тем легче человеку разобраться, как правильно применять гормональные препараты. Технологии и образование развивались рука об руку, предоставляя в распоряжение жителей развитых стран все более и более совершенные и доступные во всех отношениях средства контроля за рождаемостью и переводя любую беременность из разряда «воли Божьей – Бог дал, Бог и взял» в продукт человеческой воли. Одновременно развитие медицины позволяет всерьез бороться с детской смертностью (до 1 года), что опять-таки понижает уровень рождаемости, при котором число выживших детей соответствует желаемому для родителей. Наконец, важно и то, что само это желаемое число детей в доиндустриальные времена определялось иначе, чем в наши дни. Еще в конце XIX века 90% населения России составляли крестьяне, для которых дети были не только нахлебниками (и не столько наследниками!), но еще и бесплатной рабочей силой – помощниками в нелегком крестьянском труде. Каждый ребенок в крестьянском хозяйстве был при деле – маленькие пасли гусей и коров, ворошили сено, вязали снопы, помогали по дому, подросшие дети участвовали и в тяжелых полевых работах – жатве, пахоте, косьбе. В этих условиях большая семья была не столько следствием любви к детям, сколько экономической необходимостью. Одним из первых это, кстати, подметил наш соотечественник Александр Васильевич Чаянов (1888–1937). С точки зрения Чаянова, признанной ныне большинством экономистов, рожать и растить детей выгодно до тех пор, пока прирост благ, привнесенных дополнительным ребенком, оказывается выше, чем расходы на его рождение и выращивание. В условиях низкой производительности труда и практического отсутствия машин семья из десяти человек была, безусловно, более производительной, чем семья из четырех человек. В результате еще в конце 1930-х годов в России 42% сельских семей состояли из пяти и более человек. Дополнительным регулятором размера семьи выступала высокая детская смертность: в начале XX века в России примерно каждый четвертый новорожденный умирал в возрасте до года. Радикальное снижение этой цифры до нынешних 15 на тысячу произошло лишь к 1960 году, причем по этому показателю Россия до сих пор отстает от ведущих развитых стран, где он составляет от 3 до 6 новорожденных на тысячу.

Теперь ясно, что одной из причин первого демографического перехода стало исчезновение причин, по которым большая семья живет лучше, чем маленькая: к середине XX века в России не только выросла механизация в сельском хозяйстве и снизилась, наконец, детская смертность, но и произошло массовое «раскрестьянивание», из сельской страна превратилась в городскую, и физическое выживание и благополучие каждого человека перестало зависеть от числа рабочих рук в семье. В то же время произошли важные социальные сдвиги: несмотря на формальное признание, неформально общество по-прежнему невысоко ценило роль и труд многодетных матерей, многие из которых, к тому же, лишились мужей в годы войны и вынуждены были в одиночку растить и воспитывать нескольких детей. Напротив, молодые горожанки, вступившие в детородный возраст в 1950-е, получили, наконец, возможность выбирать, чему посвятить свою жизнь – карьере, друзьям, увлечениям и т.п. или детям. Рост качества жизни, с одной стороны, и роли сознательного выбора – с другой, привел к формированию принципиально иной модели семьи, в которой дети рассматривались как один из объектов «потребительского выбора», наряду с такими благами, как автомобиль, дача или поездки на курорт. Американский экономист, нобелевский лауреат Гэри Беккер, один из основоположников экономической теории семьи, объяснял этот сдвиг следующим образом. Поскольку в современном обществе человек может сам выбирать, сколько и когда заводить детей, и поскольку его выбор диктуется рациональными соображениями, рождение каждого дополнительного ребенка целесообразно лишь тогда, когда полезность (степень удовлетворенности) от его наличия будет не просто превышать расходы на него, но и окажется выше альтернативных вариантов расходования тех же материальных, временных и эмоциональных ресурсов. Более того, социальные и экономические нормы «общества потребления» включают в родительские функции обеспечение детям достойного положения в обществе. Следовательно, каждому ребенку надо дать еще и качественное образование, «поставить на ноги», найти высокооплачиваемую работу и т.п., а все это вновь требует родительских сил и средств. Поэтому, по теории Беккера, важную роль играет выбор между количеством и качеством детей, где это последнее измеряется величиной денежных вложений в одного ребенка. В современных развитых странах качество детей оказывается важнее количества – вплоть до того, что многодетность воспринимается как норма лишь для весьма состоятельных людей и даже как индикатор высокого социального статуса глав таких семейств.

Теория Беккера лежит и в основе современных подходов к оценке факторов, влияющих на решение родить (еще одного) ребенка. Если исходить из того, что рождение есть результат рационального выбора родителей, то каждая новая жизнь должна приносить максимальное приращение удовлетворения – большее, чем любые другие жизненные возможности.

Такая модель, разумеется, будет неполной даже при наличии идеальных данных, характеризующих состояние семьи. Сюда не включены, например, такие факторы, как изменение образа жизни, связанное с рождением ребенка- ожидания, которые могут быть сильно смещенными (боязнь родов, изменение отношений в семье, опасения не справиться с малышом)- изменение перспектив карьерного роста- положительная или отрицательная оценка коллег и друзей- наконец, просто любовь к детям (или отсутствие таковой!). Некоторые из этих факторов можно оценить и включить в функцию полезности, однако большинство из них все равно остается ненаблюдаемыми.

В какой-то степени об этих факторах можно судить на основании данных социологических опросов. Обобщение результатов таких опросов за 1994–2003 годы позволило построить модели, описывающие мотивы людей завести одного или нескольких детей.

Во-первых, «нормальной», с точки зрения респондентов, для нынешней России по-прежнему остается семья из двух детей. Вероятность родить второго ребенка является наибольшей из всех вероятностей рождения следующего ребенка (то есть больше, чем вероятность рождения первого, и больше, чем вероятность рождения третьего или четвертого и т.д.). Во-вторых, даже к этому решению приходят далеко не все. По данным опросов, в условном поколении 2003 года бездетными остаются 37% женщин детородных возрастов, при том, что для условного поколения 1994 года таких было всего 30%. На практике чаще всего встречается семья с одним ребенком, однако если в 1994 году их было 32%, а двухдетных семей 31%, то к 2004 году доля однодетных выросла до 42%, а двухдетных осталось лишь 18%. Семьи с тремя и более детьми были и остаются маргинальными – они в любом случае как не оказывали, так и не оказывают в настоящее время определяющего влияния на рождаемость по стране в целом.

Вопреки ожиданию социологические модели не показывают, что при принятии решения о рождении ребенка решающую роль играют показатели материального благосостояния – такие, как доход семьи, наличие автомобиля или дачи, размер жилплощади на человека. К этим переменным, особенно к показателям денежных доходов, следует вообще относиться с осторожностью, поскольку люди склонны занижать или не полностью раскрывать их. Тем не менее, эти результаты ставят под сомнение решающую роль чисто материальных стимулов в деле увеличения рождаемости в долгосрочной перспективе. И хотя имеющиеся данные (до 2003 года) не позволяют оценить эффект такого крупного пособия, как «материнский капитал», полученные результаты не позволяют утверждать, что даже он выведет рождаемость хотя бы на уровень простого воспроизводства. Да и сам материнский капитал – это не вполне пособие: им нельзя распоряжаться по своему усмотрению и даже вообще получить в виде наличных денег. Увеличение прямого ежемесячного пособия на ребенка до уровня реального прожиточного минимума, как это делается, например, в Скандинавских странах, могло бы иметь значительно больший эффект.

По-видимому, не играют важной роли и такие факторы, как самооценка здоровья женщины, религиозные убеждения, потенциальные помощники (например, наличие в семье бабушки), наличие бытовых удобств (такие, как горячее водоснабжение или централизованное отопление). Рождаемость по-прежнему несколько выше на селе – там вероятность рождения еще одного ребенка примерно на треть выше, чем в городе. Безусловно, положительно сказываются на решение рожать наличие спутника жизни (мужа или постоянного партнера), постоянной работы, более высокий уровень образования и, как ни парадоксально (а может, и наоборот!) – потребление алкогольных напитков, хотя этот фактор, видимо, справедлив лишь для определенной и не вполне рациональной категории респондентов.

Наконец, особую роль играют социальные факторы: в ряде моделей вероятность рождения увеличивается в зависимости от такого фактора, как разность между средним числом детей в регионе и числом детей в данной семье. Это означает, что люди стремятся соответствовать социальной норме, «быть как все», в том числе и по такому показателю, как число детей.

Подведем некоторые итоги. Для современной России наиболее характерен тип семьи с одним или двумя детьми, причем в постперестроечные годы произошел существенный сдвиг в пользу однодетной семьи. Эти выводы вполне соответствуют суммарному коэффициенту рождаемости в районе 1,3–1,4, который демографическая статистика фиксирует в России и который совпадает со средней для европейских стран. Такой уровень недостаточен для простого воспроизводства населения: чтобы его добиться при нынешнем уровне смертности, каждая женщина в стране должна рожать в среднем на одного ребенка больше, чем сейчас. Есть ли выход из этой ситуации или население России в долгосрочной перспективе будет сокращаться?

Первым положительным знаком служит то, что к демографии (и более широко – к проблеме здоровья нации) наконец обратилось государство: пакет законов, включающий закон о материнском капитале, беспрецедентно щедр к будущим матерям по меркам всей российской истории, включая дореволюционную. Тем не менее первые результаты программы охлаждают запал оптимизма: рост рождаемости за первые полтора года действия новых мер не превысил 15% вместо требуемых 100%, и есть основания полагать, что в долгосрочной перспективе (в терминах реальных поколений) этот эффект будет затухать. Несколько обнадеживает тот факт, что население страны среагировало на пакет предложенных мер. Поощрение от государства при этом сыграло и определенную символическую роль, стимулируя завести еще одного ребенка тех, кто, возможно, испытывал колебания по этому поводу.

Будем, однако, объективны: не факт, что и дальнейшее увеличение символической и материальной поддержки матерей достигнет цели. До сих пор ни одна из развитых стран (не исключая и страны, обеспечившие режим наибольшего благоприятствования для многодетных семей) не сумела решить даже задачу обеспечения простого воспроизводства населения. С вековыми трендами спорить крайне сложно, и в среднесрочной перспективе, по-видимому, приходится рассчитывать в лучшем случае на сохранение нынешних темпов рождаемости и стабилизацию численности населения за счет ассимилированных мигрантов и снижения смертности в старших возрастах.<< ПредыдушаяСледующая >>
Внимание, только СЕГОДНЯ!